Текст: Ольга Аверкова-Литвинова @o_terpsihora
Фото: Анна Прокопчик @anna_pro_foto
Каждый месяц мы делимся с вами личными историями интересных белорусов. И каждый раз восхищаемся талантами людей, преданности делу и необычной философией восприятия мира. На этот раз поговорили о мужском костюме. Кто одевает королевские семьи? Что такое Bespoke-культура? Кто в Минске отвечает за «Rolls-Royce» среди пиджаков? Почему так важно делить свою жизнь на контексты? Герой нашего юбилейного 5-го выпуска «Инсайт по средам» – дизайнер мужского костюма, портной и владелец bespoke-ателье Дмитрий Заболотный @zabolotny_atelier
— Дима, я знаю ты ценитель хорошего вина и живописи. Работы каких художников есть в твоей коллекции?
— Коллекция – громко сказано, да и цели такой я не ставил перед собой. В свое время мне довелось побывать на встрече с одним интересным московским галеристом, он консультировал различных олигархов, помогал в организации частных коллекций живописи. Встреча проходила в рамках выставки работ белорусского художника Руслана Вашкевича, тогда еще были времена всплеска культурной жизни в Минске. Помню, все мои друзья тогда активно увлекались искусством, покупали картины, а внутри меня всегда происходил некий спорный диалог.
Мне нравились отдельные картины, нравилось творчество Марины Капиловой, особенно ее мифологические литографии. Но не было осознания, что за работу художника можно отдать большие деньги, другое дело недвижимость. И вот, тот галерист произносит классную вещь, которая здорово подходит для начинающих покупателей живописи: — «Если вам нравится картина – просто купите ее. Если же хотите создать коммерческую коллекцию – наймите консультанта».
Первой я приобрел работу Татьяны Ворожун, она занимается керамикой и пишет картины. Дело было в Таллине, у нее там небольшая галерея. Это как раз история о том, когда работа просто понравилась, купил сразу же. Есть картина Адама Глобуса. Приобрел, когда в моей жизни был период развода, раздрая. И его немного агрессивная, в то же время ироничная работа, с ярким сексуальным контекстом, неплохо отразила тот этап. В ней нет эротики или порно, здесь скорее философский китч.
Потом была поездка в Рим, домой вернулся с двумя литографиями начала ХХ века: на одной – Площадь Святого Петра, на второй – зарисовки из жизни аристократии. Есть офорт и литография в контексте моего ателье – изображены руки, нитка, иголка – автор Андрей Басалыга. Девушка в корсете – работа фотографа Максима Шумилина – по цветовой гамме отлично вписалась в интерьер моего ателье.
— Думаю, это только начало. По себе знаю, потом сложно остановиться, появляется азарт.
— Да. Периодически заглядываю в группу «123» на Facebook, встречаются интересные работы.
— Вернемся к вину. Если бы прямо сейчас сорваться в любую страну мира, куда бы отправился и бокал какого вина там выпил?
— Рванул бы в свой любимый Рим. Италия у всех разная, кто-то любит Юг, кто-то Север, кто-то любит шопинг, а кто-то винные туры. Для меня Рим еще со школьных уроков истории всегда был важным городом. Наша первая с ним встреча состоялась в моем уже сознательном возрасте, после знакомства с Порту, Лиссабоном, Прагой и другими городами с хорошей историей, архитектурой.
В Риме я бывал в разные времена года, и мне там комфортно всегда. В жаркую погоду можно оценить прелесть теневых улиц. В сентябре мне нравится мягкое солнце и то, как меняется цвет камней в течение дня. Зимой мало туристов, прохлада. Я сам здорово меняюсь в этом городе, меняется походка, мои мысли. К тому же с Римом меня связывают профессиональные планы. Влюблен в этот город.
— А бокал вина?
— А бокал вина – Франчакорта.
— Продолжим прекрасную тему Италии. У итальянцев есть театр Ла Скала, где начало сезона – сам по себе лучший показ мод. Там можно увидеть все последние тенденции фэшн-индустрии, а концентрация импозантных мужчин, хорошо одетых женщин зашкаливает. В такой атмосфере дизайнеру, портному, работать явно легче и интереснее. Откуда черпаешь идеи и вдохновение здесь, в Минске?
— Сейчас, думаю, многие минчане смотрят на мир немножко из прошлого. Минск 2018-2019 годов и Минск 2020-2021 годов – два разных города. Раньше наш город жил: была улица Октябрьская, старый город, проходили фестивали, выставки, реализовывались интересные проекты. Пусть культурная жизнь здесь была не такой, как в Нью-Йорке, Москве или Киеве, но тем не менее она бурлила. Социальные связи сильно сократились из-за политической ситуации и пандемии. Действительно, у многих людей фобии, связанные с болезнью и потерей близких. Люди ушли в коммуникативный дауншифт. Но есть понятие «отложенный спрос», и мне кажется, наша жизнь скоро опять взорвется концертами, фестивалями, причем с большей силой.
А пока я тоже для себя ищу опоры в этом городе. На данный момент сильная опора – мой маленький сын, семья, работа. Со мной действительно произошла невероятная метаморфоза. До 2020 года я был абсолютно социальным человеком, посещал все, что успевал посетить. Может быть, так даже лучше, в иной ситуации я бы уделял меньше внимания любимому сыну, больше строил планы и реализовывал их. Пока мы лишены возможности заглядывать в будущее не то что на годы, даже на два-три месяца вперед, горизонт планирования сильно изменился. Хорошо, если у тебя есть более или менее стабильность, в бизнесе или проекте. Что касается точек роста – то камни нашего города остались прежними. Да, мы потеряли в ландшафте много любимых мест, интерьеров, названия, которые, казалось, с нами навсегда…
— Друзей…
— Потеряли знаковые фигуры, которые уехали из Беларуси без обратного билета, друзей, которые сейчас несвободны. Правда, предпочитаю считать, что они всегда с нами, просто немного недоступны. Для меня это достаточно тяжелый момент, когда ты теряешь связь с людьми. Иногда кажется, что есть что-то недоговоренное. Раньше ты мог в любой момент позвонить человеку, а сейчас нет.
В момент, когда я писал письмо Саше Василевичу (Terpsihora.by: Бизнесмен, соучредитель онлайн-изданий kyky.org, TheVillage-Беларусь, владелец агентства Vondel/Hepta и пространства Галерея Ў. Задержан 20 августа 2020 года), испытывал очень сложные ощущения. Я осознавал его оторванность от семьи, от дочерей, от мира, и не знал, могу ли упоминать о каком-то своем отцовской счастье, о своих каких-то достижениях. Правда, в ответ получил очень позитивное письмо. Вот так эпистолярный жанр в наших реалиях стал снова популярен.
— Как привить белорусу итальянскую, британскую или ирландскую культуру ношения костюмов, если в генах у нас орнамент и вышиванка, а не английская клетка?
— У любого народа есть национальная одежда, к которой относятся с любовью и уважением. Вспомним хотя бы фестиваль пива в Германии, куда немцы приходят в своих исторических костюмах. Причем стоимость правильного семейного комплекта может достигать 5000 долларов. Я с уважением отношусь к таким традициям, поэтому говорить, что вышиванка – это наш единственный культурный код, а все остальное чуждо – неверно. К тому же, есть городская культура, а есть национальная. Я был бы рад популяризации у нас древних народных праздников, того же Ивана Купалы, например, куда все белорусы могли бы приходить в национальной одежде. И чтобы это не было праздником сельского значения, а частью культурного кода. Вот тогда можно говорить о сохранении нашего генома, нашей культуры, идентичности.
Политические процессы я бы тоже не мешал с национальными – ничего не может помешать белорусам оставаться белорусами. Культуру репрессировать бессмысленно, от этого она только крепнет. Даже, если крепнуть она будет в других странах, в белорусских диаспорах, рано или поздно белорусы вернутся на свою землю. Такая у меня романтическая творческая вера.
— Хорошая вера. Вернемся к костюму. Какая страна белорусу по фигуре: Англия или Италия?
— Молодым людям ближе Италия – больше свободы, открытости. Людям постарше, думаю, визуально ближе Англия с ее структурированностью, консерватизмом, хотя возраст требует больше удобства. Это что касается характера, а по фигуре нам все же скорее подойдет Италия с ее яркой, мягкой, мультифункциональной модой. Английский стиль заточен в основном под Сity.
— Как ты относишься к высказыванию, что пиджак – это сумочка мужчины?
— В какой-то степени – да. На мой взгляд, пиджак – это самая утилитарная вещь мужского гардероба. В мужском пиджаке всегда были карманы, но нужно уметь правильно ими пользоваться, чтобы не испортить пропорции своей фигуры и, конечно, саму вещь. К тому же, количество предметов, которые мы обычно носим с собой, в наши дни сокращается. Например, уходит потребность в портмоне, достаточно одного телефона. Что касается кэжуал пиджака, то урбанистическая мода вполне позволяет добавить такой аксессуар, как рюкзак. Но столько вещей, сколько хранится в дамской сумочке, в мужской пиджак конечно не поместится.
— У твоей жены есть пальто от Заболотного?
— У Иры пока нет такового. У нас как-то очень быстро начались отношения, затем сразу родился ребенок. Было не до пальто. В будущем обязательно появится.
— С рождением сына не возникла мысль, что теперь, как в лучших традициях легендарных итальянских модных домов, можно продолжить семейную историю бренда «Заболотный»?
— Я достаточно молод, чтобы сравнивать себя с мастодонтами итальянской классической моды. Большинство из них действительно представители второго, третьего поколения. До Интернет-революции преемственность была вполне обоснована, молодой человек входил в готовый работающий бизнес полностью подготовленным. Я же представитель первого поколения. Если мой сын решит продолжить мое занятие – буду счастлив. Если выберет что-то другое – прекрасно, всегда поддержу. Подождем лет 15-17 и посмотрим.
— Родители как-то повлияли на формирование твоего вкуса, на выбор профессии?
— Родители никак не связаны с портновским искусством. Думаю, на выбор профессии больше повлияли такие вещи, как моя учеба в музыкальном лицее при консерватории. Концерты, выступления, экзамены нельзя представить без красивых костюмов. Вся эта творческая атмосфера зародила во мне любовь к переоблачению, к деталям, к ролям, к игре в торжественность.
Уже позднее, в подростковом возрасте, возникло желание выделяться. Вещей красивых тогда не было, а носить необычную и яркую одежду хотелось. У меня всегда была склонность к творчеству, сочинительству, изобретательности. Художник – это тот же предприниматель, который может из холста и красок создать предмет вожделения других людей, коммерческий объект.
— Как и костюм от Заболотного.
— Костюм от Заболотного – это тоже коммерческий объект. Быть предпринимателем и портным для меня намного проще, чем быть бизнесменом. В бизнесе нужно больше системности, умения рисковать и планировать на годы вперед. Я же люблю общение с клиентом, умею слышать его запрос, реализовывать его мечты. У меня есть наработанная репутация, поэтому ко мне приходят уже с определенными ожиданиями.
Всегда интересно, когда приходят молодые люди. Здесь важно аккуратно, шаг за шагом привить культуру ношения хороших костюмов. Масс-маркет зачастую отбивает желание носить костюмы из-за плохого качества и кроя. Бывает и неудачная покупка в дорогом уважаемом магазине, одежда не села, а денег было потрачено много. Очень жаль, когда после таких разочарований уже статусный взрослый человек, обладающий хорошей фактурой, переходит исключительно на джинсы, рубашки, и выглядит, как вечный студент. Одежда – это наша коммуникация. Моя задача показать молодому человеку, что пиджак, брюки, могут быть красивыми и удобными одновременно. Первый костюм в жизни мужчины очень важен, так закладываются его дальнейшие отношения с классической одеждой.
— Можешь прочесть по одежде характер человека и его послание обществу?
— Относительно. Конечно, статус человека виден по качеству и стоимости материалов его костюма. Видно также, что ему важнее – удобство, кэжуал, склонен он к нарциссизму, стремится выделиться или наоборот. На первой встрече с клиентом я обычно провожу подробное интервью, обращаю внимание на детали, привычки, жесты, на то, как говорит и мыслит человек. Только потом предлагаю свое видение будущего образа.
— Период пандемии. Как повлиял резкий переход в онлайн, где проходят важные бизнес-встречи, zoom-звонки, корпоративы, образование на актуальность и потребность в хорошем качественном костюме? Есть идеи в каком направлении тебе двигаться дальше?
— Да, многие оказались не готовы к уменьшению спроса, но здесь скорее вопрос в твоей универсальности. Мы, например, за этот год сшили множество нетипичной для нас одежды, пальто, плащей, курток. Раньше такие вещи мы шили в основном для постоянных клиентов, дополняя их гардероб.
— То есть запрос все же изменился?
— Изменился, но я уверен, что это «отложенный спрос». Пиджак для мужчины определенного социального положения – одна из самых оптимальных и востребованных вещей в гардеробе. И носить его можно с чем угодно: с джинсами, чиносами, шортами. Мои дедушки и их поколение, даже проживая в сельской местности, понимали важность пиджака или костюма. Они знали, когда он уместен, а когда нет. Практически любой выход в «свет», в «собес», уже был поводом для того, чтобы надеть пиджак.
Я испытываю недоумение, когда прихожу в приличное заведение, и вижу людей, одетых практически в пижамы: в худи, байки, спортивные костюмы. Это обесценивает личность человека, заведение, да и сам повод выхода в свет. Абсолютно все превращается в повседневность, а потом люди жалуются, что им становится скучно жить. Есть масса ритуалов, которые обычные вещи могут превратить в необычные, например, костюм выходного дня.
— И не превратить нашу жизнь в сплошной День сурка.
— Да, свою жизнь нужно делить на контексты. Instagram врет, мы не можем жить каждый день, как на картинке. Чаще наша жизнь – это рутина, которую мы сами как-то должны украшать. А многие модные тренды в одежде вообще отголоски тюремной моды афроамериканцев…
— Как ты нащупал формат индивидуального пошива костюмов Bespoke? Явно же в начале своего профессионального пути запросы были иные?
— В профессию я пришел с желанием стать дизайнером. В то же время, эта была прагматичная история: я понимал, что мужская одежда достаточно эксклюзивна. Тогда в российской моде гремели такие имена, как Валентин Юдашкин, Вячеслав Зайцев, а также Пьер Карден и я активно следил за их творчеством, ходил на показы, за кулисами рассматривал их одежду. Меня впечатлял бюджет, вложенный в шоу, хотелось приблизиться. В нашей индустрии моды как тогда, так и сейчас, отсутствуют гранты, институциональность. На конкурсах и показах студенты с нулевым бюджетом конкурируют с профессионалами, у которых ресурсы фабрики.
Индустрии моды у нас нет, есть рынок. Индустрия предполагает наличие дизайнеров, борющихся за качество изделия, байеров, магазинов, товаропроводящих сетей, и, конечно, денег у потребителей. И в этой системе должно быть место всем.
При том, что мы европейская столица, у нас нет ни одного приличного монобрендового бутика, как Chanel, Dior, Louis Vuitton. Пока в стране не изменится отношение к бизнесмену, предпринимателю, покупать хорошие дорогие вещи будет некому. Поэтому мой приход к индивидуальному пошиву был логичным.
Когда-то я равнялся на дизайн и качество костюмов таких компаний, как Hugo Boss. Потом мы стали расти дальше, равнялся на Canali, Zegna. Затем пришло понимание, что мы еще дальше. Они остались промышленными гигантами, мы же стали носителями портновской культуры эксклюзивного, индивидуального подхода. И теперь можем говорить о таких коллегах-ателье, как Rubinacci, Blasi, Anderson & Sheppard и других настоящих гуру своего дела. Большинству эти бренды ничего не скажут, а они одевают королевские семьи, политиков, бизнесменов всего мира.
— Как изменилась твоя жизнь после 2020 года?
— 2020 год показал мне, что очень круто придерживаться своего клиента и заботиться о репутации. Я живой человек, подвержен колебаниям настроения, эмоциональным ямам, выгоранию. Помню, раньше как-то гордился, что среди моих клиентов было больше экспатов. Мне казалось, что только они способны оценить то, что мы создаем. Потом у меня случился разговор с бизнесменом Игорем Скорыниным, в котором он сказал: — «Круто, конечно, когда у тебя экспорт растет, но не стоит забывать о том, где находится твоя основная база. Когда ты заботишься о том, чтобы твои постоянные клиенты получали от тебя уверенное качество, то они останутся с тобой в любые твои кризисы». Так и случилось.
2020 год показал также, что кроме кастомайзинга надо развивать серийное производство. Здесь для меня, как для предпринимателя, наступает тревожный и интересный момент. Пока я нахожусь в поиске, какой продукт мы можем поставить на серийное производство. То, что это должно быть выполнено на высоком качественном уровне – факт.
— Лично я пришла к тебе помимо интервью еще и за пальто.
Мы можем все (смеется).
— Кого из легендарных людей ты бы хотел увидеть в своем костюме?
— Есть беларуский писатель Саша Филипенко, и есть его тезка, прекрасный российский актер Александр Филипенко. Я бы хотел успеть познакомиться с актером, а мой друг-писатель Саша как раз с ним знаком. Зная страсть актера Александра к красивой сценической одежде, мне было бы интересно с ним поработать. Надеюсь, Саша познакомит меня с Александром.
